Приветствую Вас Гость | RSS

Отечественная история

Четверг, 28.03.2024, 14:52
Главная » Статьи » Предреволюционная Россия

Пантин В. И. Второй социально-экологический кризис в России: причины и последствия.
 
Общественные науки и современность. 2001. №2. С. 115-124.
 
Как известно, существует множество концепций, трактующих основные причины и глубинные движущие силы масштабного кризиса, в котором оказалась Российская Империя накануне 1917 года и который привел ее к одной из самых радикальных революций в мировой истории. Представляется, однако, что несмотря на все разнообразие причин и факторов российского кризиса конца XIX - начала XX века, выявленных исторической наукой, они нуждаются в известном дополнении. Необходимость такого дополнения связана с тем, что кризис, который переживала российская цивилизация в это время, был связан не только с социально-экономическими,
политическими, культурными процессами, но и с процессами взаимодействия человека (общества) и природы. Между тем последнему аспекту развития цивилизации, которая исходно представляет собой социоприродное образование (см., например [Бондаренко, 1997, с. 16-20]), традиционно уделяется мало внимания. Поэтому проблема происхождения цивилизационного кризиса, потрясшего Россию, часто рассматривается несколько односторонне. Подобную односторонность в известной мере можно преодолеть, если обратиться к методам и подходам, разрабатываемым в рамках социоестественной истории.
Социоестественная история - научная дисциплина на стыке естественных и гуманитарных наук, изучающая взаимосвязи, взаимовлияние и взаимозависимость явлений, процессов и событий в жизни людей и в жизни природы; особое внимание социоестественная история уделяет "инструментам" этого взаимодействия - технике и технологии [Кульпин, Пантин, 1993; Кульпин, 1996]. К числу важных терминов социоестественной истории относится понятие социально-экологического кризиса, т.е. кризиса, связанного с крупными изменениями, протекающими одновременно в природе и в обществе. О первом социально-экологическом кризисе в России, который пришелся на период XV - первой половины XVII веков и привел к Смутному времени, говорилось в статье Э. Кульпина [Кульпин, 1997]. Второму социально-экологическому кризису в России, который обострился во второй половине XIX века и привел к новой, революционной Смуте 1917-1921 годов, посвящена данная статья.
Еще одно важное предварительное замечание, которое необходимо сделать. Социоестественная история не столько оперирует новыми, лишь недавно установлен- ными историческими фактами, сколько по-новому интерпретирует уже известные и утвердившиеся в исторической науке факты, сопоставляя их с событиями и яв- лениями, изученными другими, в том числе естественными науками. В результате известные исторические явления и события предстают в новом свете, позволяя исследователю логически связать, казалось бы, разнородные процессы. Поэтому в этой статье используются главным образом хорошо известные историкам-специалистам факты, но рассматриваются они с несколько необычной, еще не укоренившейся среди большинства историков точки зрения. /116/
 
Возникновение и развитие социально-экологического кризиса.
 
Анализируя ситуацию в России второй половины XIX - начала XX века, следует учитывать огромное преобладание сельского населения над городским: доля последнего в Российской Империи составляла в начале 1850-х годов всего 5%, в 1914 году - около 15% [Вернадский, 1997, с. 244]. Несмотря на начавшуюся в конце XIX века индустриализацию, общее состояние государства и общества в России по-прежнему определялось прежде всего ситуацией в сельском хозяйстве. Более того, сам процесс индустриализации в этот период (как, впрочем, и в советский период) во многом базировался на эксплуатации ресурсов деревни, поставлявшей налоги для государства, денежные средства и рабочую силу для промышленности. Даже в наиболее успешный и бурный период экономического развития в 1908-1913 годах экономическая жизнь России продолжала напрямую зависеть от "его величества урожая" (выражение тогдашнего министра финансов В. Коковцева).
Таким образом, несмотря на постепенное развитие городов и крупной промышленности, судьба России в конце XIX - начале XX века определялась, прежде всего, положением крестьянства и процессами, происходившими в деревне. А между тем, начиная примерно с 1870-х годов, эти процессы все больше приобретали кризисный характер. Кризис выражался в постепенном учащении неурожаев, обусловленном целым рядом причин. Важнейшая из этих причин состояла в исчерпании возможностей существовавших техники и технологии земледелия, которые мало менялись на протяжении XVII-XIX веков. В земледелии по-прежнему преобладали трехпольная и переложная системы, которые при недостаточном удобрении (практически единственным источником удобрения оставался свежий, не подвергавшийся процессу компостирования навоз) приводили к падению плодородия почв [Зайцева, 1995, с. 45, 46]. При этом, по подсчетам Д. Люри, количество вносимых удобрений в наиболее плодородных черноземных областях Центральной России уже в первой половине XIX века было примерно в 15 раз ниже нормы [Люри, 1997, с. 743]. Во второй половине XIX века степень восполнения уносимых вместе с урожаем питательных веществ, необходимых для восстановления плодородия почв, была еще меньше.
Даже в 1910 году почти половина крестьянской техники, предназначенной для обработки земли, представляла собой примитивные средневековые инструменты: 43% всех орудий вспашки составляли сохи, 5% - косули и лишь 52% - плуги. При этом по переписи 1912 года 31,5% крестьянских хозяйств были безлошадными, 32,1% имели по одной лошади на двор,несколько более 30% - по 2-3 и больше лошадей [Зайцева, 1995, с. 45, 46], а ведь конский навоз представлял собой наиболее ценное органическое удобрение.
До тех пор пока плотность населения и соответствующее хозяйственное давление человека на землю были умеренными, трехпольная и переложная системы земле-пользования еще не слишком нарушали естественные процессы восстановления плодородия почв. Однако во второй половине XIX века и в начале XX века в России происходил быстрый рост населения, в том числе и прежде всего - крестьянского. С 1850 года по 1900 год население России удвоилось, а в первые полтора десятилетия XX века возросло еще на 30% [Вернадский, 1997, с. 244]. Соответственно, во второй половине XIX века в наиболее важных аграрных районах России плотность населения и степень хозяйственного давления на землю существенно выросли, достигнув критических значений, при которых восстановление плодородия почв без применения минеральных удобрений становилось все более затруднительным. Наиболее ярко этот процесс прослеживается для Центрально-Черноземных областей, благодаря естественному плодородию почв игравших в рассматриваемый период роль житницы России. Причины, приведшие к экологическому кризису в Черноземье, наиболее подробно прослежены в работах Люри. «"Первая экологическая бомба" в этом регионе, - пишет он, - разорвалась в середине XIX века, когда из-за роста численности скота при сокращении пастбищных угодий пастбищная нагрузка превысила /117/ критическую величину и продуктивность лугов стала заметно снижаться. "Вторая экологическая бомба" взорвалась примерно через 30 лет, в 1880-х годах, когда истощение почв полей достигло критической величины. Урожайность зерновых снизилась до 5,7 ц/га и стала такой же, как в конце XVIII века. Началось падение объемов ресурсопользования и потребления. В 90-х годах обвал еще более усилился, и социальная обстановка стала катастрофической» [Люри, 1997, с. 77]. "Пашни, изъеденные эрозией и истощенные многолетней нехваткой удобрений, и луга, выбитые до истощения копытами коров и лошадей, - продолжает исследователь, - мстили сокращением сбора зерна и падежом скота. В 90-х годах XIX века катастрофический неурожай поразил этот регион, еще недавно бывший основной житницей страны. Нехватка
черноземного зерна откликнулась голодом во всех уголках огромной Империи" [Люри, 1997, с. 65].
Неурожай и голод были усилены также и тем, что на процессы, вызванные дея- тельностью человека, наложились изменения, определяемые собственно природными факторами, прежде всего, температурные колебания, которые в Черноземье России заметно усилились во второй половине XIX века. Общая тенденция к потеплению климата, которая наметилась в конце XIX века [Клименко В.В., Клименко А.В., 1997, с. 195] и сравнительно слабо проявила себя во многих других регионах, оказала заметноевоздействие на погоду в Поволжье и некоторых других черноземных областях России. И без того не слишком устойчивый климат стал здесь еще более неустойчивым и засушливым. Подобные изменения констатировали многие ученые и сельские хозяева. Отмечались "более частые и более упорные засухи, которые охватывают большие, чем прежде, районы и продолжаются долее. Более поздние, чем прежде, весенние и более ранние осенние заморозки, которые нередко теперь губят целые урожаи. Так, весенние заморозки несколько раз в течение последних лет побивали рожь в цвету, чего в старые годы будто бы никогда не наблюдалось. Более сильное и продолжительное, против прежнего, повышение температуры не только в летние, и в весенние и осенние месяцы... Большое постоянство и большая сила жгучих летних юго-восточных ветров, проникающих из-за Каспия все дальше и дальше в глубь центральной области России" (цит. по: [Соловьев, 1990, с. 489]).
Замечу, что климат Поволжья вообще характеризуется неустойчивостью и значи- тельными колебаниями, о которых видный российский исследователь земледелия И. Клинген писал следующее: "{...) Он поражает необыкновенными и неправильно периодическими скачками от страшнейших засух к не менее бедственным по после- дствиям, мочливым годам; то и дело мы встречаем резкие переходы от голодовок и полнейшей бескормицы - к баснословно плодородным годам" [Клинген, 1905, с. 45]. Приспособиться к подобным климатическим колебаниям (и тем самым уменьшить их влияние на урожай) можно было лишь путем разработки новых земледельческих тех- нологий, адаптированных к природным условиям Поволжья. Между тем внимание большинства крестьян и помещиков было направлено не на совершенствование технологий, а на хищническую эксплуатацию земли, истощение которой лишь усиливало воздействие климатических колебаний. По сути дела, наблюдалось сопряженное и усиливавшее друг друга взаимодействие двух негативных тенденций: истощение и эрозия почв, изменение ландшафта в результате хозяйственной деятельности человека, с одной стороны, и резкие климатические колебания - с другой.
В итоге сочетание этих процессов стало причиной второго социально-экологического кризиса в России, имевшего еще более существенные и тяжелые последствия, чем первый социально-экологический кризис XV - первой половины XVII веков. Наиболее эффективным средством смягчения этого кризиса мог бы стать переход к новым технологиям сельскохозяйственного производства. Однако такой переход по- настоящему начался лишь после аграрной реформы Столыпина (до этого в условиях общинного хозяйства трехпольный севооборот был во многом принудительным, и крестьяне не были заинтересованы в качественном улучшении обработки земли). Изменения происходили слишком медленно и не могли предотвратить социального /118/ взрыва, наступление которого в дальнейшем было резко ускорено Первой мировой войной. Более того, после некоторого периода восстановления плодородия почв в 1900-е годы рост численности населения и повышение цен на зерно на внутренних и внешних рынках привели в 1910-1914 годах к новому витку истощения полей и деградации лугов, к ухудшению экологической обстановки в Центральном Черноземье и других российских регионах.
Следует отметить также, что для многих народов России начавшийся переход к индустриальному развитию в целом оказался не менее, а иногда и более тяжелым, чем для русского крестьянства. Ситуация усугублялась невозможностью успешно адапти- роваться к быстро менявшимся условиям хозяйствования. Так, для башкир, тради- ционно занимавшихся кочевым скотоводством, еще во второй половине XVIII века оказались перекрыты пути кочевий к долинам Зауралья. Вследствие этого на протя- жении XIX века башкиры вынужденно переходили к оседлому земледелию. Однако из-за отсутствия соответствующих навыков у башкир вплоть до 1917 года пре- обладали самые примитивные и низкопродуктивные системы земледелия - пестрополье, перелог с залежами и т.п. У чувашей прочность и консервативность общины замедляла внедрение более интенсивных технологий земледелия [Кузнецов, 1957]. Все это вело к массовой пауперизации башкир, чувашей, марийцев и других народов обширного я густонаселенного Волго-Уральского региона [Смыков, 1984], что в условиях прогрессировавшего социально-экологического кризиса создавало базу для социальных потрясений и политического взрыва.
 
Революция и коллективизация как следствия социально-экологического кризиса.
 
Начавшийся в 1870-х - 1880-х годах кризис в сельском хозяйстве и последовавший вслед за двумя неурожайными годами сильнейший голод 1891 года, который охватил огромные районы России, произвели неизгладимое впечатление на все российское общество. Голод, эпидемии холеры и тифа по официальным данным уменьшили население России на 1 млн человек. Тогдашняя российская печать сравнивала воздействие голода на умы с впечатлением, вызванным в середине XIX века поражением самодержавия в Крымской войне. Именно после тяжелейшего голода 1891 года в России начался подъем революционного движения, охватившего всего через 10-15 лет не только города, куда стекались тысячи разорившихся, пауперизованных крестьян, но и собственно деревню. Именно с 1890-х годов среди крестьянства все шире стала распространяться убежденность в том, что улучшить свое бедственное положение можно лишь путем захвата и присоединения помещичьих земель. Значение этой убежденности для крупных, подчас радикальных изменений в жизни российского общества и государства в полной мере выявилось в ходе революции 1917 года и последовавшей гражданской войны.
Следует особо подчеркнуть, что на самом деле проблема российской деревни состояла не столько в мнимом "малоземелье", сколько в низкой производительности крестьянских хозяйств, обусловленной отсталостью технологии и недостаточным восстановлением плодородия почв. Во второй половине XIX века средняя урожайность большинства крестьянских полей составляла всего 30-35 пудов ржи с десятины, тогда как в сравнительно немногочисленных культурных хозяйствах, использовавших более совершенные технологии, она составляла 100-120 пудов с десятины [Пушкарев, 1991, с. 334]. Однако не только масса крестьян, но и большая часть "образованного общества" не обращала внимания на этот резерв повышения благосостояния народа. «Русское "общественное сознание" с удивительной слепотой игнорировало главную причину крестьянской бедности - низкую производительность крестьянского хозяйства - и настойчиво подчеркивало две другие причины: во-первых, крестьянское "малоземелье" (хотя русский крестьянин был гораздо богаче землей, чем его собрат в Средней и Западной Европе), и во-вторых, тяжесть лежавших на крестьянской земле по- датей и платежей, особенно выкупных. Между тем крестьянские выкупные платежи, /119/ дававшие казне годовую сумму около 100 млн рублей, составляли в общем около 1 рубля на десятину надельной земли, а у бывших помещичьих крестьян - около 2 рублей (при цене ржи около 50 коп. за пуд); при мизерно низкой урожайности (около 30 пудов с десятины - 8 пудов на семена) этот платеж был действительно высоким, но при высокой урожайности он был мизерно низким» [Пушкарев, 1991, с. 334]. В целом внимание общества и государства было направлено не на коренные причины кризиса, а на второстепенные факторы и последствия, что предопределило трагический путь России в XX веке.
По сути дела стремление крестьянства решить "аграрный вопрос" путем присоединения помещичьих земель (поддержанное партиями эсеров и большевиков) означало продолжение преимущественно экстенсивного развития, характерного для России в XVI-XIX веках. Однако, в отличие от предшествующего периода, эта тенденция проявлялась не столько в стремлении государства присоединить чужие земли, сколько в стремлении крестьян расширить свои земельные наделы за счет радикального, революционного передела чужой земельной собственности. Главная причина сельско-хозяйственного кризиса - нехватка удобрений и низкая производительность крестьянских хозяйств - при этом не устранялась. Более того, в результате такого передела неизбежно должна была усилиться и натурализация сельского хозяйства, несовместимая с возраставшими запросами крупной индустрии и вызревавшими еще до 1917 года планами форсированной индустриализации.
Поэтому революционное перераспределение земельной собственности, произведенное в 1918 году, не смогло существенно повысить благосостояние крестьян. За национализацией земли начался новый этап преобразований, вылившихся в конце 1920-х - начале 1930-х годов в насильственную коллективизацию, когда задача обеспечения  страны зерном была решена за счет изъятия собственности и снижения уровня жизни крестьянства. Толчком к коллективизации стала резко возросшая в конце 1920-х годов необходимость в отчуждении зерна и других сельскохозяйственных продуктов для нужд форсированного развития огосударствленной индустрии. Колхозы парадоксальным образом воспроизводили черты общинного владения землей, доведя положение до почти полной ликвидации индивидуального хозяйствования, индивидуальной ответственности и индивидуальной предприимчивости. «Эта политика привела к созданию колхозов, - пишет В. Лапкин, - то есть воспроизводству общинного землепользования, но лишенного всяких признаков индивидуального хозяйствования и тем самым позволявшего в неслыханных ранее размерах увеличивать долю отчуждаемого продукта. Ранее "естественным" пределом нормы отчуждения служила квота, изнурительная для беднейших, но вполне сносная для "справных" хозяйств; сохранение индивидуальных крестьянских хозяйств в рамках общинного землепользования ставило предел норме отчуждения. Колхозы же решительно преобразовали этот принцип отчуждения, введя новый: кто больше произ- водит, у того больше и отымется...» [Лапкин, 1989, с. 175].
Коллективизация, решив проблему отчуждения сельскохозяйственных продуктов без внедрения принципиально более производительных технологий, вместе с тем не означала смягчения социально-экологического кризиса. Развитие советского сельского хозяйства в 1930-х - 1950-х годах, скорее, создавало видимость преодоления кризиса без настоящего его преодоления. Урожайность вплоть до конца 1950-х годов в масштабах всей страны росла слабо или не росла вовсе. Скотоводству коллективизация, а затем война нанесли сильнейший удар. Основная проблема перехода от экстенсивного к интенсивному развитию по-прежнему не была решена.
 
Исчерпание внешней аграрной колонизации и ценностный перелом.
 
Драматическое развитие второго социально-экологического кризиса в России в немалой степени определялось крупным переломом, пришедшемся как раз на вторую половину XIX века. Этот перелом означал завершение огромного периода российской /120/ истории. Он был связан с исчерпыванием возможностей внешней (за пределами существовавших государственных границ) аграрной колонизации, которая велась на протяжении огромного периода - со второй половины XVI века до первой половины XIX века. Внешняя аграрная колонизация как хозяйственная стратегия (в отличие от внутренней аграрной колонизации - великой русской распашки XIV-XV веков) получила особое развитие после первого социально-экологического кризиса - во многом как способ выхода из него.
На протяжении второй половины XVI века к Московскому государству были при- соединены огромные территории - Среднее и Нижнее Поволжье, Сибирь и др. В XVII веке началось освоение Сибири, а русские землепроходцы дошли до Тихого океана. Тогда же, в XVII веке к России присоединились Левобережная Украина и часть Белоруссии. В XVIII веке при Петре I и Екатерине II были присоединены земли Прибалтики, Южной России, завоеван Крым, произведены разделы Польши. К началу XIX века в состав Российской Империи вошли обширные земли, частью оказавшиеся плодородными и ставшие местом переселения крестьян из Центральной России. Однако дальнейшее развитие внешней аграрной колонизации натолкнулось на целый ряд труднопреодолимых препятствий.
Последним успехом в деле присоединения новых плодородных и относительно малонаселенных земель стала победа в конце 1850-х - начале 1860-х годов в длительной и тяжелой Кавказской войне. Присоединение Средней Азии в 1860-х - 1870-х годах для внешней аграрной колонизации не дало практически ничего. Слишком плотно заселенным оказался этот регион и слишком отличались природные условия земледелия в Средней Азии от условий Центральной России, чтобы российские крестьяне могли вести здесь свое хозяйство. В других направлениях расширение Российской Империи также было невозможно или сопряжено с колоссальными затратами. Аграрная колонизация натолкнулась на естественные природные и геополитические границы, преодолеть которые она уже не могла. Во второй половине XIX века стратегия внешней аграрной колонизации, до того стоявшая в центре политики российского государства, оказалась исчерпанной.
Именно благодаря весьма продолжительной аграрной колонизации плотность населения и хозяйственное давление человека на землю росли постепенно, не требуя перехода к более эффективному сельскохозяйственному производству. В результате этого техника и технологии в сельском хозяйстве России развивались весьма медленно, а трехпольная система, которую в Западной Европе давно сменили более производительные технологии, в российском земледелии по-прежнему оставалась господствующей.
Пришедшая на смену внешней колонизации хозяйственная стратегия "индустриализации сверху" при поддержке и под эгидой государства начала формироваться в 80- 90-е годы XIX века при Александре III. Важнейшими условиями реализации этой стратегии были финансовая поддержка и финансовые гарантии развития крупной промышленности со стороны казны, приток иностранного капитала за счет особых условий, создаваемых тем же государством, казенные заказы частным промышленным предприятиям и т.п. Но оплачивалась эта "индустриализация сверху" в конечном итоге почти целиком и полностью крестьянством, которое стало основным социальным ресурсом для развития крупной индустрии, рабочего класса, городов и т.п. Само крестьянство во многом оказалось брошенным на произвол стихии полурыночных отношений, а аграрный кризис, создававший тяжелые, подчас невыносимые условия для жизни крестьян, в значительной мере игнорировался государством. Во главу угла экономической политики стали задачи создания крупной промышленности, диктуемые соперничеством с другими, индустриально более развитыми государствами. Подавляющая часть населения в лице крестьянства к этому оказалась не готовой. Более того, резкий и насильственный переход к индустриализации, осуществляемой за счет крестьянства, не только не смягчил, а наоборот, усугубил аграрный кризис, разрушив при этом прежние связи и ценности, цементировавшие /121/ российское общество. Произошло роковое для России расхождение между "низами" и "верхами" в понимании основополагающих целей и задач дальнейшего развития страны, расхождение в системе основополагающих ценностей.
На последнее обстоятельство имеет смысл обратить особое внимание, так как, согласно теории социоестественной истории, система основных ценностей, характерных для данного этноса или суперэтноса, является одной из важных предпосылок утверждения и развития тех или иных форм техники и технологии, а также играет роль своего рода "генетического кода" данной цивилизации [Генетические коды... 1995]. Следует иметь в виду, что система ценностей российского суперэтноса, в основе которой лежали ценности Государства и Экстенсивного развития, исходно была менее устойчивой и более противоречивой, чем система ценностей западноевропейского суперэтноса (западноевропейской цивилизации) или, например, китайского суперэтноса (дальневосточной конфуцианской цивилизации) [Пантин, 1997]. В условиях начавшейся, но далеко не завершенной модернизации и прогрессировавшего аграрного кризиса, крутой поворот в развитии общества и государства, начавшийся при Александре II и продолженный его преемниками, привел к расщеплению и, в конечном итоге, к слому прежней системы ценностей или, точнее, нескольких систем ценностей - патриархальной, характерной для крестьянства, составлявшего большинство населения, и более современной, характерной для большей части дворянства, буржуазии и интеллигенции. Эта ситуация ценностного раскола усугубила картину социально-экологического кризиса, сделала противостояние общественных сил бескомпромиссным.
С рассматриваемой точки зрения революционные события начала XX века в России были спровоцированы социально-экологическим кризисом в сочетании с крупным поворотом в развитии общества и государства, вызвавшим в итоге ломку традиционной системы ценностей. В свою очередь, последняя способствовала резкому обострению социального и политического кризисов, крушению прежней государственности. Революция в России означала не только политический и экономический переворот, но и попытку утвердить новую систему ценностей на месте прежней. Однако эта попытка во многом свелась к разрушению элементов системы ценностей западноевропейской цивилизации, получивших в России развитие после реформ 1860-х годов, и к утверждению под новыми лозунгами не традиционной, а архаичной (точнее, псевдоархаичной, сочетающей элементы архаики с элементами современности) системы ценностей, означавшей полное господство коллектива над личностью. Последствия этого ценностного слома в научной литературе до сих пор исследованы весьма слабо, хотя они во многом предопределили пути дальнейшего развития российского суперэтноса, в частности, попытки продолжить экстенсивное развитие любой ценой, не считаясь ни с какими жертвами под утопическими лозунгами "мировой революции" и быстрого построения социализма.
 
Последствия второго социально-экологического кризиса.
 
Ни государство, ни общество в целом оказались не готовы к эффективному противодействию социально-экологическому кризису, которое могло быть обеспечено лишь быстрым переходом на более интенсивные сельскохозяйственные и промышленные технологии. Как и в случае первого социально-экологического кризиса, события развивались стихийно, неконтролируемо и привели в итоге к огромным жертвам, тяжелым социальным и политическим потрясениям, краху прежнего типа государства и возникновению нового. Однако социально-экономические и политические последствия в случае второго социально-экологического кризиса в России оказались еще более тяжелыми и долговременными. Гражданская война, голод в Поволжье в начале 1920-х годов, голодомор 30-х годов, эпидемии унесли жизни миллионов людей.
Необходимое равновесие между природными и социальными процессами достигалось самым жестоким и варварским способом - путем периодического уменьшения /122/ численности населения, проживающего на данных территориях, и тем самым ослабления хозяйственного давления человека на природную среду. Эта ситуация по- настоящему начала преодолеваться лишь через десятилетия, когда в сельскохозяйственное производство комплексно и в массовых масштабах стали внедряться новая техника и новые, более эффективные технологии, включая и массовое применение минеральных удобрений. Так, в Центрально-Черноземном районе ситуация стала стабилизироваться только во второй половине XX века. "Остановка колебаний ресурсопользования запущенных войнами и революциями, началась в ЦЧР в конце 1950-х годов, когда развитие индустрии и расширение ресурсной базы обеспечило возможность перехода к современному агропромышленному сельскому хозяйству" [Люри, 1997, с. 80].
Однако уже вскоре, в конце 1970-х годов страна (тогда Советский Союз) столкнулась с приближением нового социально-экологического кризиса, который можно рассматривать как третий социально-экологический кризис в России, а можно считать и своеобразным продолжением, новой фазой второго социально-экологического кризиса. В основе этого кризиса лежало исчерпание возможностей уже не аграрной, а индустриальной колонизации. Эта индустриальная колонизация имела некоторые черты внешней колонизации, напоминавшие предшествовавший период аграрной колонизации.
Дело в том, что движение крупной промышленности (прежде всего, тяжелой индустрии, наносящей наибольший урон природной среде) в определенной мере как бы повторило движение аграрной колонизации в России: сначала произошло промышленное освоение Центра (Москва, Петербург и прилегающие области) и Юга России (Донбасс), затем были освоены Урал и Западная Сибирь (вторая угольнометаллургическая база на Востоке, созданная в 1930-е - 1940-е годы), параллельно осваивался Дальний Восток, затем началось индустриальное освоение Восточной Сибири и т.д. К концу 1970-х годов крупная индустрия проникла во все регионы страны, включая зону вечной мерзлоты и полупустынные районы: гиганты индустрии и привязанные к ним города возводились повсюду - от Крайнего Севера (Воркута, Инта, Сургут, Нижневартовск, Норильск) до Средней Азии (Экибастуз, Алмалык, Турсунзаде).
Крупная индустрия, работавшая во многом сама на себя и весьма неэффективно использовавшая природные и человеческие ресурсы, вызвала к жизни явление, которое советский экономист В. Селюнин довольно точно назвал "самоедской экономикой". Суть этого явления состояла в том, что крупная промышленность хищнически поглощала все новые и новые природные и человеческие ресурсы, производя в итоге несопоставимо малый по сравнению с затраченными ресурсами полезный, пригодный для потребления продукт; значительная часть крупной тяжелой индустрии фактически работала на свое расширенное воспроизводство, а не на потребителя. Из этого замкнутого круга советской промышленности выйти не удавалось, несмотря на все реформы, перестройки и директивы высшего руководства. Тем самым выявились пределы и ограничения экстенсивной индустриальной колонизации. Попытки не считаться с этими ограничениями лишь обострили социально-экологический кризис и увеличили его глубину.
После мирового энергетического кризиса 1970-х годов все очевиднее становилась исчерпанность попыток расширять дальше энергоемкие и материалоемкие производства. В развитых странах кризис послужил толчком к массовому внедрению новых, более эффективных и менее ресурсоемких технологий и производств. Однако в СССР тяжелая индустрия, составлявшая ядро советской экономики, продолжала развиваться в прежнем направлении, не считаясь с экологическими последствиями хищнического использования природных и человеческих ресурсов. Между тем к концу 1980-х годов, по самым заниженным оценкам, не менее 15% территории СССР оказалось рукотворными зонами экологического бедствия, вызванного неконтролируемым развитием промышленности и сельского хозяйства. /123/
Несмотря на слабую выраженность начальных проявлений нового социально экологического кризиса, симптомы становились все более явными с 1970-х - 1980- годов. Речь идет не только о катастрофе Аральского региона, Чернобыльской катастрофе, о снижении рождаемости и средней продолжительности жизни и т.п Кризис рождался из "рядовой", будничной деятельности Минводхоза, Минатомэнерго других ведомственных монстров, и проявлялся в резком уменьшении или исчерпании относительно дешевых природных ресурсов. Стихийным "ответом" на возникшую социально-экологическую ситуацию, как и в период 1914-1922 годов, было лавинообразное падение промышленного и сельскохозяйственного производства произошедшее вслед за крушением в начале 1990-х годов прежней государственности
а еще позже - дальнейший спад рождаемости и абсолютное уменьшение численности
населения в Российской Федерации. В результате чрезмерное хозяйственное давление
человека на природную среду несколько снизилось, но в целом социально экологический кризис не только не преодолен, но продолжает углубляться. Очевидно, что новый социально-экологический кризис в России, во многом являющийся следствием и логическим продолжением кризиса, начавшегося во второй половине XIX века, имеет ярко выраженные отличия по сравнению с предыдущими социально-экологическими кризисами и, кроме того, протекает в особых условиях, при обострении глобального экологического кризиса. Последнему сопутствуют глобальные природные, прежде всего, климатические изменения (глобальное потепление в результате "парникового эффекта" и других факторов). Все это делает выход из нового социально-экологического кризиса в России еще более сложным, чем прежде. Продолжающееся игнорирование наиболее глубоких, коренных причин социально-экологического кризиса обществом и государством, медленный и совершенно недостаточный переход к более интенсивным, менее энергоемким и более экофильным технологиям грозят новым обострением ситуации, новыми кризисными явлениями в развитии российской цивилизации. В ближайшие десятилетия речь может идти, по-видимому, лишь о смягчении последствий кризиса, но не о его преодолении.
Однако, с точки зрения социоестественной истории, этот переход отнюдь не равнозначен простому заимствованию или частичному приспосабливанию новой техники и технологии к российским условиям (этого было достаточно для экстенсивного развития, которое происходило в России на протяжении последних веков и возможности которого уже исчерпаны). Действительное освоение новых технологий и по-настоящему эффективное их использование невозможно без формирования соответствующей системы ценностей, которая позволила бы не только внедрять уже известные образцы современной техники и более экофильных технологий, но и создавать в массовом масштабе новые их виды, соответствующие природным и социокультурным условиям, характерным для данной цивилизации. С позиций социоестественной истории общий механизм перехода от экстенсивного развития к интенсивному состоит в следующем: очередной социально-экологический кризис приводит к изменению системы базовых ценностей, которое побуждает к созданию новых технологий и техники, в свою очередь требующих изменений форм социально- политической организации [Столярова, 1999, с. 63. 64].
Иными словами, без формирования соответствующей системы ценностей невозможен переход общества к более экофильным технологиям, а следовательно, невозможно и смягчение социально-экологического кризиса. Переход от ценностей и представлений, сформировавшихся в ходе длительного процесса экстенсивного развития российского суперэтноса (в периоды внешней аграрной и индустриальной колонизации) к ценностям и представлениям, необходимым для интенсивного развития, является чрезвычайно сложным и болезненным. Такой переход не может произойти быстро, в течение одного или даже нескольких десятилетий. Тем не менее, с рассматриваемой точки зрения, смягчение нынешнего социально-экологического кризиса в России возможно прежде всего на путях постепенной трансформации системы ценностей в соответствии с новыми условиями, которые сложились в мире и внутри страны. /124/
 
Категория: Предреволюционная Россия | Добавил: Allemand (22.10.2010)
Просмотров: 5463 | Комментарии: 1 | Теги: экономика, экология, История России 20 в. | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 1
1 Kalin  
0
Your article was execllent and erudite.

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]